Алькад набрал воздуха. Это зашло слишком далеко.

— Центурион!

Ферон обернулся. Его лицо было багровым от злости.

Алькаду была знакома эта злость. Он тоже ее чувствовал, но, несмотря на кошмар, творившийся на севере у них за спиной, свои позиции восстановила холодная практичность.

— Оставь его, Дидак, он прав, — произнес Алькад, испустив протяжный вздох смирения. — Клятва — это не клятва, если ее можно отставить в сторону согласно своим желаниям. Мы поклялись защищать Молех, и именно так мы и поступим.

— Легат, мы все еще можем выбраться с планеты, — произнес Ферон. Его злость не уменьшилась, однако покидала его с каждым сказанным словом. — Мы можем завладеть другим орбитальным челноком. Захватить корабль, пригодный для перелета в варпе, и пробиваться. Еще можем все изменить. Тридцать Ультрамаринов — не та сила, которую можно легко сбросить со счетов.

— Я принял решение, — сказал Алькад. — Вопрос закрыт. Мы маршируем во имя Молеха.

Ферон начал было подбирать аргументы, но Алькад прервал его прежде, чем он смог продолжить спор.

— Я сказал: вопрос закрыт.

Какое-то мгновение он гадал, не нападет ли на него Ферон, однако десятилетия верности долгу сокрушили всякие мысли о неповиновении.

— Как скажете, легат, — произнес Ферон. — Мы маршируем во имя Молеха.

Алькад жестом отправил своих воинов к груде ящиков с боеприпасами и оружием, которые Кирон забрал с десантных кораблей.

— Собирайте все стволы и клинки, которые вам нужны, — велел он.

Он подошел к Кирону и встал перед ним.

— В любой другой день я бы заставил тебя носить красный цвет дисциплинарного взыскания, но мне нужны все болтеры, какие я могу собрать. Возвращайся в строй и возьми с собой это знамя. Если мы здесь умрем, то умрем под Ультимой.

Внимание Алькада привлекло движение на входе в ангар.

В пещеру въехала кренящаяся широкая машина Армии, и тридцать болтеров рывком вскинулись ей навстречу. Автоматические системы вооружения нацелились на нее, но Кирон быстро ввел перехватывающую команду, увидев нарисованный на лобовом скате красный символ кадуцея.

На борту откатилась тяжелая дверь, и вниз выпрыгнула стройная женщина в запятнанной кровью куртке и износостойкой форме, которая была ей на несколько размеров велика. За ней появилось пять человек. Судя по манере держаться, Армия. У всех было оружие, однако они не представляли угрозы.

— Кто, черт подери, вы такие? — требовательно спросил Алькад.

Женщина с облегчением улыбнулась.

— Легат Алькад, — произнесла она. — Меня зовут Аливия Сурека, и мне очень нужна ваша помощь.

Глава 22

НЕ УЛЛАНОР. ЭТО СТРАХ. ВРАТА АДА

В отличие от момента прибытия Аливии Суреки, когда магистр войны вошел в Луперкалию, город казался брошенным. Первыми появились колонны Легионес Астартес, которые маршировали под знаменами с волчьими головами и племенными рунами Барбаруса, пока солнце клонилось к закату.

Рота Аксиманда несла кровавые трофеи, взятые у побежденного XIII легиона, а юстаэринцы Эзекиля волокли за собой опаленные знамена Легио Круциус, чтобы другие могли топтать их.

К саркофагу «Контемптора» было пригвождено тело Тианы Курион.

За пехотой пошли почерневшие от дыма танки и шагающие машины Вульпы, Интерфектор, Вулканум и Мортис. Их боевые горны исторгали триумфальный рев.

Те из горожан, кто еще не бежал в окружающие деревни и не рискнул направиться на верхние транзитные платформы в надежде обеспечить себе уход с планеты, в ужасе сбились по домам. Вдали рванулись к спасению последние несколько челноков.

Из-под защиты парапетов и ставен за прибытием армии следили подозрительные взгляды. Помимо любопытства, помимо мазохистской потребности видеть своих покорителей Хорус узнал пронизывающий до костей страх.

— В прошлый раз, когда я входил в этот город, я гордо шел с Джагатаем и Львом, празднуя славный триумф, — произнес Хорус. — Я шагал по правую руку от отца, и люди ликующе выкрикивали мое имя.

Мортарион фыркнул с мрачным весельем.

— Да, не совсем Улланор, верно?

Хорус обернулся к трем членам Морниваля, шедшим позади него. Их группа представляла собой жалкое зрелище. Они были покрыты боевыми шрамами и ожогами, но, тем не менее, оставались победителями. Особенно видавшим виды казался Эзекиль. Его глаза были опущены, лицо выражало жестокость.

— Что вы думаете, мои сыновья? — поинтересовался магистр войны, когда они прошли под огромной аркой второй стены.

— О чем? — спросил Аксиманд.

— Почему эти люди не приветствуют наш приход?

— Если не считать того обстоятельства, что мы перебили их армию? — уточнил Кибре.

Хорус отмахнулся от этого шутливого замечания.

— Они боятся, — произнес Аксиманд.

— Чего? Что я предам их всех смерти?

— Возможно, но более вероятно, что они боятся перемен. Прямо сейчас большинство из этих людей гадает, что будет означать для них наш приход. Поработят их? Или освободят? Станут они богаче? Или беднее? Как и все крошечные шестеренки в огромной машине, они знают: неважно, чья рука лежит на рычаге — важно, что она его поворачивает.

— Дай им время, — сказал Хорус. — Они вновь будут скандировать мое имя, когда я принесу им корону Терры.

— Так теперь корона? — произнес Мортарион. — Тебе было недостаточно того, что тебя сделали магистром войны, и теперь ты собираешься стать королем?

— Ты уже успел забыть? — поинтересовался Хорус, когда в поле зрения возникли возносящиеся ввысь башни и золоченые купола.

— Забыть что?

— Я не собираюсь становиться ни королем, ни даже Императором, — произнес Хорус. — Я собираюсь стать богом.

Таргост, или тварь внутри Таргоста, потянулся к Йактону Крузу. Его лицо пузырилось, словно поверхность грязевой трясины. Смрад был ужасающим. Круз отползал на спине, нащупывая пистолет.

Брор Тюрфингр бросился на тварь-Самуса, но это было все равно, что пытаться остановить ногу титана «Полководец». Самус ударом отшвырнул фенрисийца прочь, как человек прихлопывает надоедливую муху. Брор приземлился на горящую бочку и покатился, разбрасывая ее содержимое дождем тлеющих углей.

Челюсти твари с треском широко распахнулись, и изнутри черепа начал сочиться кипящий черный ихор. Из обрубка шеи высунулись зазубренные треугольные зубы, и появилось множество хлещущих туда-сюда вертикальных языков, шершавых и раздвоенных. В бурлящей вязкой массе призрачного черепа возникли многочисленные светящиеся глаза.

Тело вытянулось вверх, из нижних конечностей прорастали пораженные болезнью корни, которые расходились по полу, словно маслянистые канаты.

— Я — Самус, — хрипло дыша сквозь мускус, пробулькало существо, и это имя затронуло ужасную струну в сердце Локена. В воздухе появился привкус электричества и металла. На стенах задвигались тени, не зависящие от света пламени.

Самус. Он знал это имя. Знал по миру, который привели к Согласию давным-давно в другой жизни. Слышал по воксу и в воздухе Шестьдесят Три Девятнадцать. Слышал, как его произнес Ксавьер Джубал прямо перед тем, как открыть огонь по своим братьям.

«Шепчущие вершины».

Локен вновь оказался там, в той поблескивающей пещере, сражаясь с товарищем-легионером, когда распались основы его мира.

У него в руке был меч, но он не мог его поднять.

«Это страх».

Это было то, с чем смертные имели дело каждый день своей жизни. Страх перед чужими, страх перед войной, страх перед болью, перед болезнью. Страх подвести тех, кто им доверился.

«Как возможно было так жить?»

Локена парализовало, налившиеся свинцом руки висели по бокам.

Варрен атаковал, погрузив лезвие своего топора в живот Самуса. Пилящие зубья вгрызлись глубоко. Тварь согнулась и оторвала Варрена от пола, ее круглый рот сомкнулся на его плече. Брызнула кровь, и руку Варрена свело судорогой, он выпустил топор.