Двое вооруженных солдат Стражи рассвета остановились в дверном проеме. Выражение их лиц очень сильно отличалось от сакристанцев.

Он видел облегчение и знал о его причине.

— Вы двое, — произнес Альбард, взмахнув рукой в направлении сакристанцев. — На колени.

Укоренившаяся привычка к повиновению заставила тех немедленно подчиниться, и Альбард кивнул двоим солдатам, стоявшим позади. В миг перед тем, как заговорить, он увидел их не смертными, а громадными рыцарями дома Девайнов. Они были закованы в алое, несли на сегментированных панцирях славные знамена, и он увидел в стеклянной кабине собственное отражение.

Не получеловек, которым он являлся, а сильный, могущественный воитель.

«Бог среди людей, победитель зверей».

Альбард указал на коленопреклоненных сакристанцев.

— Убейте их, — распорядился он.

Сакристанцы умоляюще вскинули руки, но два лазерных заряда пробили им черепа еще до того, как они успели что-либо сказать. Обезглавленные тела завалились на пол из каменных плит рядом с Кебеллой.

Альбард поманил обоих солдат (или это были героические рыцари?) — к себе. Казалось, их шаги слишком тяжеловесны для смертных.

— Снимите с этой ведьмы ее экзоскелет, — произнес Альбард. — Мне он понадобится.

Глава 15

ПЕЩЕРА ГИПНОСА. БЕЛАЯ НАГА. ОГНЕННЫЙ АНГЕЛ

Магистру войны нашли новый «Лендрейдер». Он был оснащен световым щитом, многослойными пластинами из сцементированного керамита с абляционными ионными расщепителями, генераторами помех и пусковыми установками осколочных снарядов. Механикум вновь заявили, что машина защищена от всего, кроме орудий боевого титана.

Хорус позволил Эзекилю убить шестнадцать из них, чтобы те вспомнили, как бахвалились в прошлый раз.

«Лендрейдер» находился у подножия горной цепи, известной как плоскогорье Унсар, и работал на холостом ходу. Его окружали тысячи бронемашин, сцепленных круговыми лагерями, что образовывало миниатюрные крепости. Даже сам Владыка Железа одобрил бы оборону, организованную вокруг магистра войны.

Назад, к побережью тянулась сплошная цепь из машин снабжения: танкеров, транспортов с боеприпасами, погрузчиков Механикум. Вдоль линии снабжения, словно бдительные пастухи, рыскали «Псы войны», а над магистром войны, в цветах Легио Вулканум, стояли на страже два «Полководца».

Хорус поднимался на холмы, плотно окруженный Морнивалем. За ними взбирались терминаторы-юстаэринцы, больше походившие не на живых существ, пусть и закованных в броню, беспокойных, а на технику, на машины.

Луперки Гера Геррадона также были где-то здесь, невидимые во мраке. Хорус чувствовал их присутствие, как будто что-то скребло по нёбу. И увидеть нельзя, и игнорировать невозможно.

Над головой простиралось небо цвета взбаламученного донного осадка, над разрушенными орбитальными батареями и ракетными шахтами, на вершинах гор клубился дым. Ночь разорвала молния: всполох на все небо, высветивший очертания неровных зубцов скалы. Ливень падал сплошной стеной. С утесов лилась сотня новых водопадов. Хорус встречал более крупные пики, чем эти, однако с такого ракурса они выглядели самыми высокими, какие ему доводилось видеть. Казалось, они могут зацепить проходящую луну.

Наверху, в насыщенных статикой облаках, летали «Огненные хищники» и «Громовые ястребы». Шум их двигателей звучал отдаленным гулом на фоне артиллерийских раскатов грома. В ходе сражения энергетические разряды на низкой орбите ударили по атмосфере планеты. По всему Молеху каскадом расходились жестокие бури. Хорус знал, что штормы будут усиливаться, пока последний не завершится апокалипсисом.

— Безумие — так останавливаться, — произнес Абаддон, доспех которого покрывали полосы дождевой воды и лунного света. — Мы слишком открыты. Сперва десантные корабли на Двелле, потом те рыцари… Выглядит так, будто вы сознательно нарываетесь на неприятности. Это наша работа — брать на себя подобные риски.

— Эзекиль, ты знаешь меня достаточно давно, чтобы понять: я слеплен из другого теста, — отозвался Хорус. — Я — воин. И не могу постоянно находиться в стороне, позволяя другим проливать кровь за меня.

— Вы слишком ценны, — настаивал Абаддон.

— Мы уже ходили по этой дороге, сын мой, — сказал Хорус, дав всем четверым понять: это его окончательное слово.

Абаддон уступил, но Хорус, словно охотничья гончая, что почуяла кровь, понял: тот скоро вернется к этому спору вновь.

— Ладно, — произнес Абаддон, — с каждой секундой нашего промедления эти ублюдки окапываются все глубже.

— Ты до сих пор думаешь, что этот мир важен? — поинтересовался Ноктюа, запыхавшийся, будто смертный. Хорус остановился и сквозь шум дождя вслушался в биение сердца Граэля. Ритм его вторичного сердца отставал от ритма основного — его кровообращение, вероятно, никогда не станет настолько эффективным, как того требует сконструированный организм.

— Что ты имеешь в виду под «важен»? — спросил Абаддон.

— Я имею в виду — как военная цель, как нечто, что можно захватить в бою, а затем удержать и укрепить.

— Разумеется, — произнес Абаддон, — Молех — это мир-плацдарм. Контролируя его, мы контролируем Эллиптический путь, легкий подход к варп-маршрутам сегментума Солар и крепостные миры Внешних систем. Это головной мир для штурма Терры.

— Ты неправ, Эзекиль, — сказал Аксиманд. — Это вторжение никогда не было связано с чем-либо столь прозаичным, как территория. Как только мы выиграем сражение, мы покинем Молех. Не так ли, мой повелитель?

— Да, Маленький Хорус, — ответил магистр войны. — Скорее всего, так мы и поступим. Если я прав насчет того, что Император обнаружил на Молехе, то и впрямь неважно, какие миры мы удерживаем. Важно лишь то, что произойдет, когда я встречусь с отцом.

— Так зачем же мы сражаемся, если нам плевать на Молех? — спросил Кибре. — Зачем вообще вести наземную войну?

— Фальк, — произнес Хорус, — хочешь ты того или нет, но тебе придется поверить мне на слово: то, что мы заберем, стоит более ста подобных скал.

— Конечно, сэр.

— Хорошо, тогда довольно вопросов, — заключил Хорус. — Скоро мы должны добраться до пещеры.

— Какой пещеры? — поинтересовался Аксиманд.

— Пещеры, где Император заставит нас забыть про Молех.

Судя по грубой форме, в которую была одета женщина, та работала в порту, возможно, разнорабочим или такелажницей. Точнее сказать затруднительно из-за покрывавшей ее крови. Грудь женщины вздымалась и опадала сбивчивыми рывками; каждый вздох давался ей как победа. На «Гален» Ноамы Кальвер ее принес рыдающий мужчина с двумя детьми. Он умолял Ноаму спасти ее, и они обещали постараться.

— Что с ней случилось? — спросила Ноама, срезая с женщины окровавленную одежду.

Мужчина не мог сразу ответить: его тело содрогалось от рыданий, слезы текли по открытому, честному лицу. Обеим девочкам лучше удавалось сдерживаться.

— Я смогу сделать для нее больше, если буду знать, что произошло, — сказала Ноама. — Скажи, как тебя зовут, ты ведь можешь это сделать, верно?

Человек кивнул и вытер чумазое лицо рукавом, будто ребенок.

— Джеф, — произнес он. — Джеф Парсонс.

— И откуда ты, Джеф? — спросила Ноама.

Женщина застонала, когда Кьелл начал очищать ее кожу и прикреплять пластины считывания биологических показателей. Она попыталась оттолкнуть его, и достаточно сильно для столь тяжело раненного человека.

— Спокойно, — сказал Кьелл, прижимая ее руку.

— Джеф? — снова спросила Ноама. — Смотри на меня.

Тот глядел на растерзанную плоть тела своей жены и видел, как кровь капает с каталки. Женщина потянулась вверх и взяла его за руку, оставив на запястье красные следы. Ноама видела, что она сильна. Серьезно ранена, но все еще способна успокаивать близких.

Джеф сделал глубокий вдох.

— Ее зовут Аливия, но она ненавидит это имя. Считает, что оно звучит слишком формально. Мы все зовем ее Лив, и мы прибыли из Ларсы.