— Вот Аксиманд, который руководил захватом округа Мавзолитика, — с гордостью произнес Хорус. — Он сам немало заплатил за это.

Фулгрим повернулся к Аксиманду, и тот увидел, что преображение Фениксийца зашло гораздо дальше физической трансформации. В Фулгриме буйно расцвел тот нарциссизм, который, как всегда подозревал Маленький Хорус, лежал в основе навязчивого стремления Детей Императора к совершенству. Ничто из сказанного им нельзя было принимать за чистую монету, и Аксиманд задумался, не доверие ли к Фулгриму привело Пертурабо к падению. Хорус ведь наверняка не совершит подобной ошибки?

— Твое лицо, — произнес Фениксиец, — что с ним случилось?

— Проявил беспечность рядом с клинком с Медузы.

Фулгрим протянул одну из верхних рук и взял Аксиманда за подбородок, повернув его голову из стороны в сторону. Прикосновение отталкивало и опьяняло.

— Лицо целиком срезало одним ударом, — сказал Фулгрим с завистливым восхищением. — Каково это было?

— Болезненно.

— Люций бы одобрил, — заметил Фулгрим. — Но тебе не следовало возвращать его на место. Только представь блаженство от боли каждый раз, когда надеваешь шлем. И нет ничего плохого в том, что ты стал бы меньше похож на моего брата.

Фениксиец двинулся дальше, и Аксиманд ощутил странную смесь облегчения и сожаления, что примарх более к нему не прикасается.

— Так ты говоришь с ними? — спросил Мортарион, изучая механизмы управления криоцилиндром. Техноадепт возле него повалился на колени, обделавшись и рыдая от ужаса.

Магистр войны кивнул.

— Все, что знали эти люди, сохранено и перемешано с сотнями летописцев и итераторов, которые прибыли на этот мир после того, как Жиллиман вернул его в Империум.

— И что же они говорят?

Хорус направился к мягко светящемся цилиндру, в котором навзничь лежало тело пожилого мужчины. Морниваль двинулся следом, и Аксиманд увидел, что оно завернуто в красно-золотое знамя с аквилой, а судя по чертам лица, человек был родом не с Двелла.

— Они пытаются ничего не говорить, — ухмыльнулся Хорус. — Им не по вкусу, как изменилась Галактика. Они вопят и беснуются, стараясь не дать мне расслышать то, что я хочу, однако они не в силах кричать постоянно.

Фулгрим обвил механизмы цилиндра змеиной нижней частью своего тела, приподнялся и уставился сквозь заиндевевшее стекло.

— Я знаю этого человека, — произнес он, и Аксиманд понял, что тоже узнал его, представив законсервированное лицо таким, каким оно было почти два столетия назад, когда его владелец высадился на борт «Духа мщения».

— Артис Варфелл, — сказал Хорус. — Его итерации в конце Единения внесли решающий вклад в умиротворение Солнечной системы. А его монографии о преимуществах, что в долгосрочной перспективе даст внедрение агентов-адвокатов в туземные культуры, перед прелюдией к согласию стали обязательными к прочтению.

— Что он здесь делает? — спросил Мортарион.

— Варфелл входил в экспедиционные силы Тринадцатого, когда они добрались до этого мира, — произнес Хорус. — Робаут очень хвалил его за бескровное воссоединение Двелла с Империумом. Однако вскоре после приведения к согласию сердце старика начало отвергать омолаживающие процедуры, и он предпочел не продолжать их, а быть помещенным в Мавзолитику. Ему понравилась идея стать частью общей памяти целого мира.

— Это он тебе рассказал?

— В конце концов, — отозвался Хорус. — Мертвые нелегко расстаются со своими тайнами, но я спрашивал без деликатности.

— И что же мертвецы этой планеты знают о богах и их роке? — требовательно спросил Фулгрим.

— Больше, чем мы с тобой, — сказал Хорус.

— Что это значит?

Хорус прошелся между рядами криоцилиндров, притрагиваясь к некоторым из них, а у некоторых ненадолго останавливаясь, чтобы взглянуть на их светящихся обитателей. На ходу он заговорил, будто пересказывая нечто несущественное, однако Аксиманд видел, что за натренированной беззаботностью скрывается важная суть.

— Я прибыл на Двелл, поскольку недавно узнал, что в моей памяти есть несколько пробелов: пустота там, где должны быть безупречные воспоминания.

— Чего ты не мог вспомнить? — поинтересовался Фулгрим.

— Я даже не знаю, что это, если не глупый вопрос, — проворчал Мортарион, издав звук, который мог означать смешок.

Фулгрим рассерженно зашипел, но Повелитель Смерти не обратил внимания.

— Разумеется, десятки лет назад я читал хронику Великого крестового похода, касающуюся Двелла, — продолжил Хорус, — но выбросил ее из головы до того, как произошло какое-либо противоречие. Однако когда я послал Семнадцатый на Калт, Робаут говорил о великой библиотеке, что соорудил его верховный эпистолярий. Он утверждал, что это сокровищница знаний, соперничающая с Мавзолитикой Двелла и ее огромным хранилищем мертвых.

— Так ты явился на Двелл узнать, сможешь ли заполнить пустоты в памяти? — спросил Фулгрим.

— В некотором роде, — согласился Хорус, возвращаясь туда, откуда начал круг около цилиндров. — Все мужчины и женщины, помещенные сюда за тысячелетия, стали частью общего сознания, мировой памяти, которая содержит все усвоенное каждым из индивидуумов от первой большой диаспоры до настоящего времени.

— Впечатляет, — признал Мортарион.

— Едва ли, — сказал Фулгрим. — Мы все обладаем эйдетической памятью. Что здесь такого ценного, чего я еще не знаю?

— Фулгрим, ты помнишь все свои битвы? — поинтересовался Хорус.

— Конечно. Каждый взмах меча, каждый маневр, каждый выстрел. Каждое убийство.

— Названия отделений, имена воинов? Места, людей?

— Всё, — настаивал Фулгрим.

— Ну, тогда расскажи мне про Молех, — сказал Хорус. — Расскажи, что помнишь о том приведении к Согласию.

Фулгрим открыл рот, чтобы заговорить, но не последовало ни единого слова. У него сделалось лицо озадаченного новичка, который ищет ответ на риторический вопрос сержанта-инструктора.

— Не понимаю, — произнес Фениксиец. — Да, я помню Молех, его леса, высокие замки и рыцарей, но…

Он умолк, наведя Аксиманда на мысль о воине, страдающем от тяжелой травмы головы.

— Мы оба были там, ты и я, до того, как Третий легион набрал численность для самостоятельных действий. И Лев? Погоди, Джагатай тоже там был?

Хорус кивнул.

— Так сказано в хрониках, — сказал он. — Мы четверо с Императором отправились на Молех. Разумеется, он подчинился. Какая планета смогла бы противиться силам легионов под предводительством Императора?

— Несметная сила, — произнес Мортарион. — Ожидалось мощное сопротивление?

— Вовсе нет, — отозвался Хорус. — Правители Молеха ревностно хранили записи и помнили Терру. Его обитатели выдержали Старую Ночь. Когда Император спустился на поверхность, их согласие было неизбежно.

— Мы провели там несколько месяцев, так? — спросил Фулгрим.

Аксиманд бросил взгляд на Абаддона и увидел на лице Первого капитана такое же выражение, которое чувствовал на своем собственном. Он также помнил Молех, однако, как и примархи, испытывал трудности с воссозданием точных деталей. Аксиманд почти наверняка бывал на поверхности планеты, но ему было сложно сформировать связную картину ее мира.

— Согласно хронологам «Духа мщения», мы пробыли там сто одиннадцать стандартных терранских дней, или же сто девять местных. После нашего отбытия там осталось почти сто полков Армии, три когорты Титаникус и гарнизонные отряды из двух легионов.

— На планете, которая приняла Согласие? — переспросил Мортарион. — Неслыханная трата ресурсов. Какая нужда была Императору укреплять Молех такими силами?

Хорус прищелкнул пальцами.

— Именно.

— Полагаю, у тебя есть ответ на этот вопрос, — заметил Фулгрим. — Иначе зачем было звать нас сюда?

— У меня есть нечто вроде ответа, — произнес Хорус, постукивая по криоцилиндру с Артисом Варфеллом. — Конкретно этот итератор специализировался на ранней истории Императора, войнах Единения, а также разнообразных мифах и легендах, окружавших Его вступление на трон Старой Земли. Воспоминания Двелла чисты, а многих из первых поселенцев привели сюда бушующие волны Старой Ночи. То, о чем они помнят, тянется очень глубоко в прошлое, и Варфелл поглотил всё.